Четвертого октября исполнилась седьмая годовщина со смерти Грановского.

1855 год был одним из тех годов, которые стоят между старым порядкам вещей и новым. Никто ни о чем не говорил, как только о войне; 27 августа пал Севастополь. Единственным поприщем, на котором ворочалась еще жизнь, была торговля.

Прекращение всяких торговых сношений с Западом оживило внутреннюю деятельность, и на Нижегородской ярмарке, по словам купцов, торговали так, как никогда еще, ни прежде, ни после. Зато наука понесла несколько утрат. Ни одной новой книги из-за границы, ни одного нового сочинения дома, и, бывало, ищешь, ищешь, ничего не найдешь, что бы почитать. Литература соблюдала молчание, исключая господина Майкова, который тогда особенно что-то распелся.

Носились слухи, что Московский университет будет преобразован, что его сделают доступным для всех сословий. Действительно, в ноябре, после одного диспута в университете, было объявлено, что государь приказал принимать на все факультеты неограниченное число студентов; в зале раздалось троекратно повторенное «ура». Но до этого радостного известия не дожил, Грановский. Не очень веселая, не всегда легкая его жизнь, жизнь, проведенная в думах, трудах и дружеских беседах, кончалась 4 октября.

6-го числа, вечером, ученики и друзья собрались к нему на квартиру и вынесли покойного в университетскую церковь. Тут у гроба ночью сходились все друзья и товарищи, которых жизнь раскидала по разным углам, сходились, жали друг другу руки. Гроб несли студенты. У лестницы университетской церкви, убранной цветами и зеленью, гроб встретили и взяли на руки профессора.

7-го числа Грановского похоронили. Друзья, ученики и студенты несли гроб до самой могилы на Пятницком кладбище; во всю дорогу два студента несли перед гробом неистощимую корзину цветов и усыпали ими путь, а впереди шел архимандрит Леонид, окруженный толпою друзей покойного, вместо духовенства, которое с профессором Терновским уехало вперед. Пришли к могиле. Могила эта в третьем разряде, т. е. на дальнем конце кладбища, где нет пышных памятников, где хоронят только бедных, где по преимуществу «народ» находит успокоение. Опустили в могилу Грановского и плотно укрыли ее лавровыми венками…

Дамы и девушки подходили к краю могилы, склонялись и бросали лавровый венок и землю. Но вот, среди всеобщего плача, раздвигается одна сторона, плотно стоявшая у могилы, появляется высокое голое чело и лицо, измученное страданиями, и слышится голос тихий, болезненный, но столько же мягкий и проникающий душу, каким был и голос Грановского. Это Кудрявцев.

Склонившись над могилой и опуская в нее слезу за слезой, он говорит, и вот его слова, насколько они сохранились в нашей памяти: «Как ни трудно нам говорить в эту минуту, но невольно вырывается желание сказать несколько слов в память дорогого человека. Он унес туда, откуда никто не приходит, богатые надежды, которые в последнее время сам высказывал, обещаясь больше трудиться.

Его нет. Вместо него, вместо его трудов у нас остается его нравственный образ, который мы постараемся сохранить!» Могилу закрыли, и друзья Грановского перешли в гостиницу для поминовения. Здесь К—ев еще раз высказал чувства общей скорби.

Он вспомнил, между прочим, что за несколько дней до смерти Грановский, обдумывая свой какой-то труд, просил у него содействия и дал ему план работы. Говорил П — н, начавший свою речь, кажется, стихом Горация, С — ев, который сначала уколол П—на, а потом расплакался.

К — ов в длинной речи старался уяснить себе нравственные черты Грановского и заметил, что все достающееся другим упорным трудом и бессонницею Грановскому досталось «так легко и любовно» и приносило больше пользы, имело больше значения, чем толстые томы, которые мы пишем, пишем… И, говоря это, К—в смотрел прямо в глаза сидевшему против него С —еву.

К — р свидетельствовал, что Грановский много трудился, много читал, и постоянно с карандашом в руке, что даже во время болезни он умолял перенести его вверх, в его любимую библиотеку, что на постели, где он умер, нашли книгу с карандашом. Тут многие спросили: «какую книгу?» «Не знаю, — отвечал К — р — я книгу убрал» . Все сидели за столом, а за стульями к окну стоял К — н и играл стеклышком. Просили и его сказать что-нибудь, но он отказался, объявив, что он теперь уже не тот, что лучшее время его жизни было то, когда он был в Московском университете . К — н говорил правду. Говорили еще доктор, лечивший Грановского, А — е, и др. Поздно разошлась эта беседа…Кажется, что все это было так недавно, а между тем как все это странно, все эти представительные личности, тогда говорившие и говорившие так хорошо, где они теперь, что делают, что говорят?

С тех пор ежегодно 4 октября собирались на кладбище друзья Грановского, убирали его могилу цветами и служили панихиду; то же было и 4 октября прошлого года.

с сайта — Литературное наследие Прыжова И.Г.

Рубрика: История - Ваш отзыв

Метки: беседа, гостиница, лестница, постель, студент